Биографии и мемуары
В своей книге воспоминаний «Мои современники, какими я их знала» Тамара Владимировна Иванова рассказывает о людях, с которыми свела ее судьба, чьи имена остались в истории советской культуры. <br /> Книгу портретов современников Т. Иванова открывает воспоминаниями об одном из крупнейших советских писателей Всеволоде Иванове, женой и другом которого она была. <br /> Во второй части книги читатель найдет портреты В. Мейерхольда, Ольги Форш, К. Федина, А. Фадеева, И. Бабеля, Е. Пешковой, Б. Пастернака. <br /> Книга Т. В. Ивановой и для историков советской литературы, и для широкого читателя — бесспорно увлекательное чтение.
В «Тюрьмах и ссылках» страшны не только личные судьбы людей, истязания и зверские расправы, — страшна возникающая с неотразимой убедительностью общая картина полного и систематического уничтожения человеческой личности. Это, тот «воздух» советской действительности, в котором человек задыхается и за пределами тюрьмы.<br /> <br /> Имя Иванова-Разумника, которого в преддверии революции называли «совестью народа» — ныне почти забыто. В своей книге «Тюрьмы и ссылки», касаясь судьбы писателей в советской России за последние 25 лет до Второй мировой войны, Иванов-Разумник делит их на три группы: погибших (физически), присоединившихся («лакеи») и «задушенных»; к последним причисляет и себя.
В «Тюрьмах и ссылках» страшны не только личные судьбы людей, истязания и зверские расправы, — страшна возникающая с неотразимой убедительностью общая картина полного и систематического уничтожения человеческой личности. Это, тот «воздух» советской действительности, в котором человек задыхается и за пределами тюрьмы.<br /> <br /> Имя Иванова-Разумника, которого в преддверии революции называли «совестью народа» — ныне почти забыто. В своей книге «Тюрьмы и ссылки», касаясь судьбы писателей в советской России за последние 25 лет до Второй мировой войны, Иванов-Разумник делит их на три группы: погибших (физически), присоединившихся («лакеи») и «задушенных»; к последним причисляет и себя.
Жил когда-то в Хабаровске человек-лайнер и был он особенным, из другого мира. Двадцать пять лет прожил в городе на берегу Амура, а до этого столько же на его противоположной стороне – в Поднебесной. А столь емкую характеристику дал когда-то этому человеку Леонид Соболев: «Иванов – словно лайнер плыл по Амуру среди литературных оморочек…» Речь об одном из самых заметных русских писателей прошлого столетия, в судьбе которого отпечатались следы красно-белых эпох – Всеволоде Никаноровиче Иванове.<br /> Не так давно исполнилось 120 лет со дня его рождения, но Хабаровск более чем скромно отметил столь значительную дату. Город, ставший для него на четверть века единственно допустимым пристанищем на территории страны Советов, куда он вернулся после добровольного изгнания в Маньчжурию, город, где им написаны все главные и лучшие произведения, посвятил своему литературному патриарху лишь небольшой сборник с фрагментами воспоминаний «Исход» тиражом в 500 экземпляров...<br /> ...Этот издательский проект Хабаровского регионального отделения Союза писателей России стал частью серии «Литературное наследие Приамурья». Над его воплощением трудились разные люди, в том числе сотрудники Госархива Хабаровского края и Краевого музея им. Н.И. Гродекова. В книгу «Исход» вошли фрагменты воспоминаний писателя, над которыми он работал последние шесть лет своей жизни и обозначил как «Повествование о времени и о себе». Помимо рассказов о юности и студенческой поре в Санкт-Петербургском университете, воспоминания Вс.Н. Иванова охватывают драматические события, захлестнувшие Сибирь и Дальний Восток после октября 1917-го, жизнь в «русском Китае». Как отмечает профессор С.И. Красноштанов, «сила «Воспоминаний» Иванова, как и всего его творчества, – в честном освещении и в стремлении к объективной оценке русской исторической драмы».<br /> Еще в 1978-м идею выпустить полное собрание сочинений Вс.Н. Иванова, в том числе и последний труд его жизни «О времени и о себе», поддержал Союз писателей СССР, но местные «перья» ее отклонили. Сослались на то, что с 1972 года периферийные издания получили запрет на печать мемуарной литературы, «по своему характеру выходящей за пределы области или края». Подчеркнули, что «произведения о Китае не соответствуют теперешнему положению вещей, не актуальны. У Иванова особый взгляд, который может быть не очень интересен и понятен современному читателю». И вообще, есть более достойные…<br /> Это материалы протокола заседания комиссии по литературному наследию Вс.Н. Иванова от 26 апреля 1978 года, предоставленные хабаровским историком и журналистом Владимиром Ивановым-Ардашевым. Признаться, очень грустно их читать.<br /> К теме мемуаров вернулись только через десять лет и напечатали их в журнале «Дальний Восток» (1987-1995 гг.). Собственно, фрагменты этой публикации и легли в основу юбилейного «Исхода».<br /> В судьбе Всеволода Иванова – революция, белое движение, годы жизни на чужбине, возвращение на родину и нелегкий крест бывшего эмигранта. Он нес его достойно и несмотря ни на что был лучшим из лучших.<br /> Исход человека-лайнера/ Всеволод Иванов.
В книге, составленной А. Г. Ивановым, приводятся уникальные свидетельства о последних годах популярнейшего советского актёра Олега Даля, которому в 2011 году исполнилось бы 70 лет. Артиста вспоминают близкие, друзья, коллеги по театру… Впервые исследуется волнующая многих поклонников Даля тема — загадка его неожиданной смерти. Одна из последних киноролей Даля — обаятельного негодяя Зилова в «Утиной охоте» Вампилова («Отпуск в сентябре») — оказалась для него роковой…
В этой книге собраны все сохранившиеся дневники и записные книжки Михаила Александровича Ульянова. Материалы архива расположены в хронологическом порядке и публикуются без сокращений, с сохранением особенностей авторского стиля и орфографии.<br /> <br /> Великий артист Михаил Ульянов, "Лицо XX века", запомнился народу как борец и победитель, уже при жизни снискавший не только горячую зрительскую любовь, но и все мыслимые лавры и почести.<br /> <br /> Личные записки открывают другого, "неизвестного" Ульянова: это человек, раздираемый сомнениями, всегда недовольный собой и не удовлетворенный своей работой. Он непомерно требователен и строг к своим коллегам - актерам и режиссерам, но в первую очередь - к самому себе. Но в каждой строчке его дневников читается то, что было для него главным: боль за человека, за Россию и судьбы ее искусства.
Книга народного артиста России Валерия Золотухина построена на основе его дневников, которые актер ведет на протяжении всей своей жизни. По сути это - "театральный роман", охватывающий три с половиной десятилетия. Среди персонажей - Владимир Высоцкий, Юрий Любимов, Анатолий Эфрос, Леонид Филатов, Николай Губенко, Алла Демидова, Борис Можаев, Юрий Трифонов, Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко, Белла Ахмадулина - те, без кого немыслимо представить русскую культуру XX века.
Эта книга посвящена народному герою Маршалу Советского Союза Семену Михайловичу Буденному. Она содержит не только много новых фактов из жизни полководца, но и его раздумья о воинском долге, о природе подвига, истоках патриотизма.
Он видел рождение театральных шедевров и знал великих авторов и режиссеров, принесших мировую известность русскому театру. Он и сам стал дважды легендой, сыграл в картине «Свинарка и пастух» и в спектакле Театра Армии «Учитель танцев». Играл этот спектакль в течении 30 лет и почти 1000 раз (невиданный случай в истории!). <br /> Он поклонялся одному Богу — театру: 79 лет на сцене и 69 — на сцене одного театра. В свои 90 он тоже играет. И не кого-нибудь, а Дон Кихота, в мюзикле «Человек из Ламанчи». Слышали бы вы, как рукоплещет зал этому «мудрому и безумному мудрецу». Его жизнь — рецепт душевного здоровья и физического долголетия. Сомневаетесь? Прочтите книгу — и узнаете все, как было на самом деле.
Жизненному и творческому пути великого немецкого композитора Людвига ван Бетховена посвящена повесть чешского писателя Антонина Згоржа. В книгу вошли также письма Бетховена, написанные им в разные годы жизни.
В книге «Трибунал для академиков» автор продолжает историческое расследование трагических судеб людей, которые в разные годы и по разным причинам оказались по другую сторону судебного барьера — были осуждены, подвергались арестам, репрессиям и гонениям. На этот раз он рассказывает о Героях Социалистического Труда, оказавшихся в том же незавидном положении, что и Герои Советского Союза, о которых шла речь в предыдущих книгах — «Трибунал для Героев», «Трибунал для „сталинских соколов“» и других.<br /> Среди них не только известные на весь мир С. П. Королев, В. П. Глушко, Л. Д. Ландау, Д. С. Лихачев, А. Н. Туполев и другие. Имена многих героев книги, к сожалению, ни о чем не говорят современным россиянам. Причин на то несколько: закрытый характер проводимых учеными исследований в закрытой от остального мира стране, а также недоступность для историков информации, долгие годы хранившейся в закрытых архивах. Часть материалов автор обнародует впервые, что позволяет не только добавить новые штрихи и краски к биографиям героев, но и выделить некоторые закономерности в процессе их «общения» со сталинской юстицией.<br /> Читателя ждет немало неожиданных открытий даже в отношении хорошо известных ему людей, в жизни которых были не только восхождения на звездные пьедесталы, но и «отсидки» на тюремных нарах.
Фельдмаршал граф Пётр Александрович Румянцев-Задунайский — один из наиболее славных полководцев в истории России. Не раз ему удавалось одерживать верх над сильнейшей армией того времени — прусской; с его победами над турками связаны взлёт Российской империи накануне Наполеоновских войн и прорыв к Чёрному морю и Дунаю. Вместе с тем Румянцев проявил себя и как изворотливый политик: много лет он был правителем Малороссии, умело сглаживая противоречия и способствуя расцвету этого благословенного края.<br /> <br /> Как ни странно, настоящая книга — одна из первых попыток научно-популярной биографии П. А. Румянцева. Автор сумел проследить непростой жизненный путь этого замечательного человека и произошедшую с ним удивительную метаморфозу: превращение необузданного молодого озорника и повесы в мудрого государственного мужа и выдающегося военачальника, одного из столпов блистательного Екатерининского века.
Беллетризованная биография Тургенева. Зайцев помимо рассказа о жизни классика также пытается анализировать его творчество, реконструировать его мировоззрение.<br /> <br /> К творчеству и личности Тургенева Зайцев обращался в течение всей своей жизни и написал о нем около двадцати очерков, статей, заметок. Первая из этих публикаций – «О Тургеневе» (под ней стоит дата: 7 сентября 1918) – появилась в сборнике «Тургенев и его время». М., Пг., 1923; републикация А. Д. Романенко в кн.: Зайцев Б. К. Голубая звезда. М: Моск. рабочий, 1989. В статье Зайцев пишет о том, что привлекло, увиделось ему близким, родственным в творчестве русского классика: «Тургенев остался и остается в первом ряду нашей литературы как образ спокойствия и меланхолии, созерцательного равновесия и меры, без сильных страстей, облик благосклонный и радующий – изяществом, глубокой воспитанностью духовной; женственный и как бы туманный. Область влияния его – главнейше молодые годы. Чрез Тургенева каждому, кажется, надлежит проходить. И писавший эти строки рад, что отрочество и юность (раннюю) освещал Тургенев. Ему обязан он первыми артистическими волнениями, первыми мечтами и томлениями, может быть, первыми „над вымыслом слезами обольюсь“. Это чувство к Тургеневу, как к „своему“, „родному“, не оставляло и впоследствии, выдержало Sturm und Drang модернизма и спокойной любовью осталось в зрелые годы».<br /> <br /> Как пишет американская исследовательница Ариадна Шиляева, «Борис Зайцев внес ценный вклад в жанр творческой биографии в русской литературе: его беллетризованные биографии являются редким по гармоничности соединением познавательной и эстетической категорий… Как настоящий художник, Борис Зайцев стремился уловить лейтмотив жизни каждого из этих писателей н закреплял его в слове: в „Жизни Тургенева“ – это поклонение „вечно женственному“, в „Жуковском“ – следование зову „Наипаче ищите Царствия Божия“ и в „Чехове“ – бессознательная христианская настроенность души писателя. Доминантой каждого из этих жизнеописаний является документально обоснованное раскрытие душевного мира героев, творческое воссоздание их индивидуальной неповторимости. При этом обозначается своего рода закономерность: чем выше степень внутренней родственности автора избранному герою, тем ярче образное воссоздание этого героя и художественность решения творческой задачи. Наибольшую полноту в творческом осуществлении авторского замысла мы поэтому находим в жизнеописании Жуковского, затем в „Жизни Тургенева“ и в значительной мере – в „Чехове“» (Шиляева А. Борис Зайцев и его беллетризованные биографии. New York: Волга, 1971. С. 163–164).
«Дни» - это воспоминания и документальная хроника, яркие портреты современников и философские размышления, литературная критика и письма. Главным свойством этого произведения является автобиографичность, проявляющаяся в заинтересованном активном присутствии автора, его «я», его эмоционально выраженном отношении к описываемому.<br /> <br /> Борис Константинович Зайцев – классик отечественной литературы, видный деятель Русского Зарубежья. Настоящий мастер прозы, поэтичной, красочной и тонкой. В свое время им восхищалась вся Россия, но десятилетия советского режима стали временем забвения имени Зайцева. Родившийся в сердце России, с 1924 года Борис Константинович находился в эмиграции в Париже.<br /> <br /> Сам писатель признавался, что, благодаря потрясениям революции и изгнания, он открыл для себя прежде незнакомую ему «Россию Святой Руси», которая и заняла главное место в его творчестве. Произведения Зайцева стали продолжением литературных традиций, заложенных Тургеневым и Чеховым, отображением религиозного восприятия мира. Неприятие гонки за материальными благами, нелюбовь к спокойной сытой жизни и симпатии к странникам и эмигрантам, в том числе вынужденным – вот то, чем были наполнены большинство книг, выходящих из-под его пера.
Борис Зайцев, видный писатель Русского Зарубежья, был лично знаком с героем этой своей книги — Антом Чеховым. Более того, Чехов «благословил» начало литературной карьеры Зайцева. Этот факт, а также любовь Зайцева к Чехову как писателю, придали этой книге прекрасный личный оттенок. «Литературной биографией» она названа, так как Зайцев перемежает чисто биографические эпизоды с анализом чеховского творчества. Помимо «ЖЗЛовской» и литературоведческой задачи Зайцев решает и «философскую». Он полемизирует с двумя популярными в то время концепциями: советской, по которой Чехов предстает чуть ли не соцреалистом и эмигрантской (Шестов, Адамович), в которой Чехова понимали как «жестокого таланта», художника пустоты и абсурда. Зайцев же видит Чехова как минимум певцом гуманизма, любви к ближнему, искателя смысла, как максимум — писателя, проникнутого евангельским светом, причем этот свет все ярче к концу творчества Чехова.
Книга воспоминаний потомственного мологского крестьянина Павла Зайцева (1919 — 1992), главы которой предлагаются ныне читательскому вниманию, пролежала в столе автора с 1975 года — жизнь научила Павла осторожности. Ведь вспоминает он о быте, местах, укладе, безжалостно уничтоженных коммунистами, не пожелавшими, как известно, “ждать милостей от природы” и использовавшими полурабский труд своих подданных на бредовую, адскую перекройку ее вплоть до несостоявшегося (слава Богу!) поворота северных рек, который окончательно погубил бы Россию.<br /> <br /> …“Родился я в сенокос, в конце июня 1919 года, в семье Ивана Никаноровича Зайцева, крестьянина деревни Новинка-Скородумово, Брейтовской волости, уезда тогда Мологского, губернии Ярославской. < …> В избе моего дедушки Никанора народу тогда скопилось двадцать два человека, и обедать за стол садились за четыре приема. Сначала обедали дети, потом шесть сыновей Никанора, после садились шесть его снох, последними обедали сам хозяин со своей женой Анной и дряхлым стариком Феоктистом. Жили в тесноте, но спокойно и безобидно, все друг друга уважали, во всем старались потрафлять главе семьи. А он был спокойный старик, домовитый, за наживой не гнался, никого не обижал, и ему доверяли во всем все члены семьи”.
